Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 (СИ) - Шульман Нелли

– Я хорошо сделала секрет, – довольно подумала она, – никто его не найдет… – на коре дерева вырезали сердце со стрелой Она читала четкие буквы:

– Петя + Сара, 1953 год… – мелкий дождь поливал растрепанные страницы блокнота, в обложке пурпурной замши, расплывались чернила, грязь покрывала бумагу:

– Петя + Сара, 1953 год…

Солнце заиграло в рыжих волосах, мальчик ухмыльнулся:

– Когда я отыщу секрет, мы встретимся, Сара! Приезжай, я буду ждать… – лаяла собака, гудел мотор лодки. Затылок Светы разломило резкой болью:

– Может быть, сказать Скорпиону о мальчике… – она оборвала себя:

– Зачем? Сны скоро уйдут, мигрени тоже закончатся… – Света встрепенулась от наставительного голоса Скорпиона:

– Ушел, потому, что у него были дела, а вовсе не из-за тебя, но постель надо заправлять по-другому. На обратном пути я тебя научу, как…

Группа ждала Скорпиона и Странницу на заправке у западного выезда из города. В Луанде они садились на советский сухогруз, возвращающийся через Гавр и Киль в Ленинград:

– Я бы тоже с большим удовольствием поехал домой, а не к Пиявке, – мрачно подумал Саша, – но работа есть работа, надо выполнять долг перед Родиной… – бросив торбочку, Странница намотала на палец кудрявую прядь. Оглянувшись, девушка понизила голос:

– Но как же Лумумба… – Саша подхватил саквояж и рюкзак:

– Ты все видела. Его пытали и расстреляли. Скажи спасибо, что Даллес не заинтересовался чернокожей уборщицей, иначе ты бы сейчас сидела в подвале на допросе ЦРУ… – Саша повел рукой в сторону окна. Странница закусила пухлую губу:

– Я никогда бы не предала товарищей, – горячо сказала девушка, – я была бы стойкой, как молодогвардейцы… – Саша закатил серые глаза:

– Не девица, а передача «Пионерская зорька». Неудивительно, что Дракон от нее сбежал. Она и в постели, наверняка, ограничилась обязательной программой. Пиявка хотя бы девушка с воображением… – он холодно заметил:

– Все так говорят, но пока нам не тягаться с Даллесом или Гувером… – заперев дверь, он подогнал Странницу: «Пошли».

В голой комнатке на беленой стене висел потрепанный французский триколор. В центре флага вились потускневшие буквы: «Legio Patria Nostra. Honneur et Fidelite». Жаркий ветер нес в зарешеченное окошечко пыль с утоптанного плаца, обрывки хрипловатых команд. C черно-белой фотографии военных лет, строго смотрел нынешний президент Пятой Республики, Шарль де Голль, в генеральской форме и каскетке.

Сержант Иностранного Легиона разглядывал большие руки парня, сидящего перед ним. Юноша сцепил загрубевшие пальцы с каемкой грязи под ногтями. На кисти, рядом с заживающей язвой, виднелась старая татуировка:

– Русская буква, – в наколках сержант, хоть и француз, разбирался хорошо, – кажется, «В»…

Пятнадцать лет назад, после окончания войны, в Легион ринулись русские, оказавшиеся во Франции:

– Все без разбора, – усмехнулся сержант, – бывшие бойцы Сопротивления, бывшие власовцы. Никто не хотел возвращаться домой, прямой дорогой в сталинские лагеря… – в Легионе не интересовались происхождением новых рекрутов, однако между собой русские все равно говорили на родном языке:

– Они не спрашивали, что делал собеседник на войне, – вспомнил сержант, – как говорится, меньше знаешь, лучше спишь. Они давно получили гражданство, стали французами… – парень, появившийся ранним утром у ворот местной базы Легиона, на окраине Элизабетвилля, носил потрепанный гражданский костюм. Документов у него при себе не имелось:

– Нам и не нужны документы… – сержант перевел взгляд на угрюмое лицо рекрута, – он выглядит взрослым, но ему едва за двадцать лет… – никакого рюкзака, чемодана или вещевого мешка у парня тоже не было:

– Он, кажется, приехал сюда на местном автобусе, с неграми, курицами и козами… – решил сержант.

Виллем поймал попутку на повороте шоссе, ведущем от аэропорта. Ранним утром он простился с Маргаритой на заросшей травой кромке растрескавшейся взлетной полосы:

– Я тебе напишу, – пообещал Виллем, – не бойся, со мной все будет в порядке. Джо, наверное, на карьере. Я тоже туда поеду, когда тебя провожу… – незаметно для Маргариты, он скрестил за спиной пальцы. Врать кузине было низко, но признаваться в своих истинных намерениях Виллем тоже не хотел. Он исподлобья взглянул на портрет де Голля:

– Мы с покойным дядей Мишелей обедали в его резиденции два года назад, когда он только стал президентом. Ладно, – Виллем почти развеселился, – это к делу не относится… – прошение об увольнении из вооруженных сил он нацарапал вчера, в душном зале городского почтамта. Лизнув напечатанные на плохой бумаге марки, Виллем стукнул крышкой почтового ящика:

– Нечего больше вспоминать о бельгийской армии. Меня ждет Иностранный Легион… – он хотел пока затаиться:

– Джо я написал, попросил за меня не волноваться… – он вспомнил колючий огонек в голубых глазах кузины:

– Когда я упомянул о Джо, она словно ощетинилась. Должно быть, у них что-то случилось, но это не мое дело… – в письмо кузену он вложил заявление об увольнении из De Beers:

– Пока не сообщай никому, что я покинул компанию, – объяснил Виллем, – я хочу заняться приватным бизнесом… – осмотревшись в Легионе, барон собирался найти десяток надежных ребят:

– Мы дезертируем, начнем собственную карьеру… – Виллему было противно думать о ЦРУ, французской или британской разведках:

– Тетя Марта или бабушка Анна не такие, как мерзавец Даллес, но ноги моей больше не будет в официальных учреждениях. Серая дорога тоже отлично оплачивается. Я офицер, у меня за плечами военная академия, в Легионе хорошо обучают рекрутов. Люди с опытом, такие, как я, с голода не умрут, а Даллес еще пожалеет, что на свет родился. Я хотя бы искуплю свою вину, то есть попытаюсь… – он вытер ладонью заросшие светлой щетиной щеки. Перед его носом оказалась пачка «Голуаз» и лист бумаги:

– Кури, – подмигнул ему сержант, – кури, пиши заявление о приеме. Ты писать-то умеешь… – на всякий случай поинтересовался француз:

– Умею, – буркнул парень, разминая сигарету, – в школе обучен… – по мнению сержанта, новый рекрут никакого отношения к русским не имел:

– Господь его знает, где он подхватил наколку, но он не из Советского Союза. Что делать парню из СССР в тропической Африке? Нет, он из местных европейцев, у него бельгийский акцент. Хотя сейчас все белые отсюда бегут, как наши французы из Алжира… – прочитав заявление парня, сержант укрепился во мнении, что перед ним уроженец глухой фермы:

– В здешней саванне обреталось много колонистов, как в Южной Африке или Намибии. Он утверждает, что учился в школе, но кажется, только в начальной… – писал новый рекрут словно курица лапой. В пяти строках заявления сержант насчитал столько же грубых ошибок:

– Ладно, его образование, вернее, его отсутствие, нас нисколько не интересует… – дойдя до подписи, сержант хмыкнул:

– Это имя у тебя такое… – парень тяжело взглянул на него:

– Имя. Имею право, я слышал, что… – сержант сложил заявление:

– Правильно слышал… – он окинул юношу долгим взглядом, – добро пожаловать в Иностранный Легион, Грешник.

Часть одиннадцатая

Великобритания, апрель 1961

На отполированном столике маркетри, в медной вазе поднимались вверх желтые соцветия нарциссов. Лепесток упал на самодельную открытку с мохнатым цыпленком из белой пряжи:

– Лауре ди Амальфи от Луизы Бромли. Милая Лаура, сердечно поздравляю тебя с Пасхой… – на недельной давности New York Times лежала международная телеграмма. Четкие буквы бежали по бумажной ленте:

– Гастроли прошли отлично, ждите нас в начале апреля. С нами прилетает Ева, тетя Дебора и дети шлют всем привет… – на газетном фото Адель, в щедро декольтированном платье, стояла с охапкой букетов на сцене:

– Триумф дивы в Метрополитен-опера… – сообщал заголовок, – билеты на концерты золотой пары распроданы на полгода вперед… – изящная рука с дымящейся папиросой аккуратно сложила телеграмму. Пальцы с маникюром цвета вишни стряхнули пепел в блюдце веджвудского фарфора: